АНАЛИЗ ЯЗЫКА И ФЕНОМЕНОЛОГИЧЕСКАЯ РЕДУКЦИЯ

Всеволод Ладов

web

1. Вначале я хочу задать общий проблемный горизонт, в котором будет представлено настоящее исследование. Общая проблема, которая меня интересует, заключается в выяснении возможности соотношения аналитического и феноменологического методов в теории познания и, соответственно, в выяснении возможности продуктивного диалога между традицией аналитической философии и феноменологией. Основанием для такого соотношения выступает, как я думаю, общая эпистемологическая ориентация обоих обсуждаемых подходов, которая имеет трансцендентальный характер. Известно, что феноменологический метод заключается в рефлексивной дескрипции как априорных формальных структур сознания, так и различных регионов имманентной интенциональной данности. Общую методологическую программу аналитической философии можно интерпретировать как дешифровку формальных структур языка и дескрипцию смыслов языковых высказываний. Трансцендентальная ориентация налицо: в обоих случаях речь идёт не о каких-либо предметах самих по себе и даже не о готовом знании об этих предметах, а именно о тех априорных формальных структурах, которые обеспечивают возможность получения этого знания и, тем самым, определяют его структуру.

Выяснение возможности методического соотношения заключается в том, чтобы попытаться определить: могут ли какие-либо достижения (а они в самом деле имеются) аналитической методологии иметь, так сказать, эвристическую ценность для более полного и ясного осуществления феноменологической дескрипции и, наоборот, может ли теория интенциональности и дескрипция формальных структур сознания внести какое-то важное прояснение и дополнение в аналитический метод.

2. Цель настоящего исследования, которое будет представлено в рамках очерченного проблемного горизонта, заключается в показе того, какое важное значение имеет определенный способ дешифровки языка в деле прояснения возможностей осуществления основной методической операции феноменологии - феноменологической редукции.

Здесь я обращусь к двум персоналиям: к Гуссерлю и Фреге и, на основе проведённой корреляции между их исследованиями, попытаюсь достичь намеченной цели.

3. Основой корреляции выступает теория интенциональной сущности, которую Гуссерль начинает разрабатывать в «Логических исследованиях», и теория смысла языковых предложений, которую Фреге представляет в таких своих работах, как: «Мысль», «Отрицание», «Сложная мысль» и «Смысл и значение». В обоих случаях мы сталкиваемся с определенной трехчленной конструкцией. В случае Гуссерля это: интенциональный акт - идеальное мыслительное содержание - интендированный предмет (на протяжении своих исследований Гуссерль давал разные имена серединной структуре: сущность, смысл, ноэма, феномен); а в случае Фреге это: определенный знаковый комплекс - смысл знаков - значение (или денотат) знаков, под которым Фреге понимал, коррелятивно Гуссерлю, предмет в самом широком смысле.

Отчетливую схожесть обнаруживают серединные структуры в обеих трехчленных конструкциях. Основываясь на общем неприятии психологизма в логике и математике и на недопущении психологического гипостазирования универсального, оба автора приписывают данной серединной структуре статус идеального бытия концептуального предмета и оба утверждают возможность непосредственного схватывания данного предмета в особом интелллектуальном опыте. Такие тезисы отчетливо противостоят психологизму, в котором утверждалось, что любое универсальное содержание является продуктом психической активности субъекта при обработке непосредственно данных чувственных содержаний. Здесь, кстати, небезынтересно заметить, что на «праведный путь» антипсихологизма Гуссерля «наставил» как раз Фреге, опубликовавший критический обзор ранней работы Гуссерля «Философии арифметики», в которой автор придерживался как раз психологистической позиции.¹

Далее, на основе идеального вневременного статуса концепта, оба автора проводят четкое различение между схватыванием самого концепта и представлением, сопутствующих этому схватыванию, всевозможных ментальных образов, имеющих психологически субъективный, сиюминутный характер.

Оба автора имеют похожее понимание отношения этой концептуальной сущности к третьему элементу конструкции, а именно, к интендированному предмету (у Гуссерля) и к значению (у Фреге).

Смысл и интенциональная сущность представляют собой способ тематизации обсуждаемого предмета, то есть простое принятие предмета во внимание каким-либо особым образом. Самый простой пример здесь приводит Фреге. Выражения «утренняя звезда» и «вечерняя звезда» обозначают один и тот же предмет - тот, который имеет собственное имя «Венера». Однако по смыслу эти два выражения различны - предмет принимается во внимание с различных сторон. Подобные пассажи можно найти и у Гуссерля.

И, наконец, оба обсуждаемых автора сходятся в том (и именно этот момент мне бы хотелось особенно подчеркнуть сейчас), что смысл или интенциональная сущность индифферентны по отношению к решению вопроса о реальном существовании или несуществовании мыслимых предметов. Как для Гуссерля интенциональная сущность усматривается с очевидностью вне зависимости от того, что она репрезентирует: реально существующий предмет или галлюцинацию, так и для Фреге сам смысл знакового комплекса не может быть описан как истинный или ложный, он, также, принимается во внимание как «просто» данность.

Однако, у Гуссерля и Фреге присутствует и одно важное различие. Гуссерль приписывал своей интенциональной сущности транслингвистический характер, то есть считал, что схватывание феноменов возможно в доязыковой сфере, тогда как Фреге под смыслом понимал исключительно лингвистический феномен. Поэтому, чтобы редуцировать для настоящего размышления это различие, я ввожу значительное ограничение в поле исследования и говорю, что буду принимать в расчет только лингвистическое выражение гуссерлевской интенциональной сущности, которая и будет, в указанных выше моментах, совпадать с тем, что Фреге называл смыслом знакового комплекса.

4. Теперь, на основе описанной выше, так сказать, «фундирующей» корреляции между Гуссерлем и Фреге, которая, кстати, неоднократно обсуждалась среди западных интерпретаторов феноменологии и аналитической философии², я попытаюсь выделить более тонкие моменты корреляции, которые поспособствуют достижению намеченной цели.

а) Во втором томе «Логических исследований» Гуссерль, выстраивая иерархию качественных форм интенциональных актов, вводит следующие различения. Основополагающей формой любого интенционального акта признается та форма, которая имеет качественную характеристику чистого представления (blosse Vorstelllung). На этом уровне интендирования происходит схватывание чистого ноэматического содержания (или «материи» интенциональной сущности - как высказывался Гуссерль в «Логических исследованиях»). Какое-либо обстояние дел (Sachverhalt) просто принимается во внимание и обдумывается. Это уровень непосредственного усмотрения феномена, данного в эйдетической интуиции. Вплотную к этой структуре, хотя все же как надстраивающаяся над ней, прилегает другая качественная форма, которую Гуссерль называет позиционным актом (setzende Akte): «… мы можем установить позиционные акты как акты основанные на других актах, не как чистые представления, но как акты основанные на представлениях; новый позиционный характер бытия тогда, по-видимому, является дополнительным к чистому представлению». (1.465.). Предназначение позиционного акта сводится к тому, чтобы решать вопрос о бытийной значимости того обстояния дел, которое мыслится в фундирующем акте чистого представления. Решить вопрос о бытийной значимости - это значит либо придать мыслимому обстоянию дел статус автономного существования, либо отказать ему в этом: «Среди именующих актов мы различаем позиционные и непозиционные. Первые …интуитивным способом отсылают к предмету как существующему. Вторые оставляют вопрос о существовании своих предметов нерешенным». (1.480.). В случае лингвистического осуществления предикации, выраженной в предложении языка, различие между позиционными и непозиционными актами, по мнению Гуссерля, приобретают следующий вид. Позиционные акты оценивают предикацию как истинную или ложную, непозиционные акты (то есть акты чистого представления) не делают этого: «Каждое суждение [позиционный акт] имеет модифицированную форму, а именно акт, который просто представляет то, что суждение полагает как истинное, то есть имеет предмет без решения вопроса об истинности и ложности». (1.480.).

б) Подобные же дистинкции обнаруживаются и у Фреге. Он, также, различает схватывание мысли (Fassen), то есть принятие во внимание некоторого мыслимого обстояния дел без решения вопроса об истинности последнего, и суждение (Urteilen) как признание истинности мысли: «Итак, мы будем различать: 1) схватывание мысли - мышление; 2) признание истинности мысли - суждение; 3) демонстрация этого суждения - утверждение». (2.28.). При этом, Фреге упоминает, что он использует термин «суждение» не в привычном логическом смысле, то есть как предикацию, а именно как утверждение истинности, что, в целом, соответствует и гуссерлевскому различению суждения - предикации и суждения-утверждения (то есть позиционного акта).

Однако, здесь нужно уточнить еще один момент. В качестве значения предложения Фреге принимает не содержательно отличающиеся друг от друга обстояния дел (предметы, события), но два абстрактных предмета «истина» и «ложь», которые называются истинностными значениями. Все прочие различия в значениях не принимаются во внимание: «Если же значением предложения является его истинностное значение, то все истинные предложения, с одной стороны, и все ложные предложения, с другой, будут иметь одно и то же значение. Отсюда видно, что в значении предложения все частное стирается.» (3.34.). Очевидно, что такое решение принимается ввиду тех чисто логических целей, которые преследует Фреге. Для построения теории логического вывода неважно содержательное различие значений, однако, остается важным решение вопроса о действительном существовании некоторого обстояния дел. Теория логического вывода намеревается из истинных посылок получать истинные заключения. Это намерение можно выразить и по-другому: из тех предложений, которые описывают действительно происходящие события, необходимо получить предложение, о котором мы могли бы с логической точностью сказать, что оно также описывает действительно происходящее событие. Таким образом, я предполагаю, что отнесение мысли к абстрактному значению «истина» эквивалентно для Фреге признанию существования содержательного значения предложения. Признание истинности мысли, которая выражена в предложении «На улице идет дождь», эквивалентно полаганию реального существования того события, которое мыслится в этой мысли.

Итак, после проведенных уточнений, я утверждаю: та часть формальной структуры интенции, которую Гуссерль назвал позиционнным актом, содержательно совпадает с тем, что Фреге называет суждением-утверждением. Предназначение обеих этих структур в том, чтобы производить экзистенциальное полагание мыслимого обстояния дел.

5. Главная методическая операция феноменологии - редукция (или эпохе, как иногда говорит Гуссерль) заключается в следующем: «…феноменологическое эпохе…сдерживает признание бытийной значимости объективного мира и тем самым целиком и полностью исключает его из поля суждения, а вместе с ним также и бытийную значимость как всех объективно воспринимаемых фактов, так и фактов внутреннего опыта.» (4.84.). Основываясь на предыдущих рассуждениях, нетрудно увидеть, что осуществление эпохе, а именно сдерживание признания бытийной значимости мира, должно проходить не иначе как посредством «расщепления» двух качественных форм интенции - чистого представления и позиционного акта. При этом, «приводя в движение» акт чистого представления, необходимо осуществить «торможение» позиционного акта, который как раз нацелен на решение вопроса о бытийной значимости. Коррелятивно этому, в терминах Фреге, эпохе означало бы осуществление схватывания мысли без, сопутствующего этому схватыванию, суждения-утверждения, которое признает мысль как истинную или ложную.

Оставляя в стороне вопрос о долингвистическом уровне феноменологической редукции, можно задать вопрос о том, возможно ли такое «торможение» позиционного акта в сфере лингвистического выражения феноменов? Здесь нельзя сказать, что Гуссерль, после проведенного исследования, отвечал на этот вопрос утвердительно, скорее, он просто не уделил должного внимания этой проблеме. Однако, из того, что высказано им в «Логических исследованиях» можно предположить, что он считал предложение типа: «На улице идет дождь» или «Солнце взошло» призванным к тому, чтобы репрезентировать чистое мыслительное содержание и, соответственно, принадлежащий этому содержанию интенциональный акт чистого представления. Решение же вопроса о бытийной значимости мыслимого события и, соответственно, позиционный акт, появляются на уровне предложений типа: «Мысль, содержащаяся в предложении «На улице идет дождь», истинна» или «Событие, которое мыслится в предложении «Солнце взошло», существует».

И вот теперь я обращаю внимание на то важное открытие, которое сделал Фреге в процессе логического анализа предложения. Фреге показал, что осуществление суждения-утверждения, то есть признания истинности мысли (или осуществление позиционного акта, как мы скажем на основании предыдущих корреляций) имеет в языке всецело латентный характер. В естественном языке нет специального знака, который характеризовал бы наличие такого суждения, это суждение-утверждение осуществляется самой формой утвердительного предложения: «Мне представляется, что до сих пор мысль и суждение отчетливо не различались. Возможно, язык сам потворствует этому. Действительно, в утвердительном предложении нет специального компонента, соответствующего утверждению». (2.28.). Утвердительное предложение естественного языка выражает всегда одновременно и неразличенно саму мысль и экзистенциальное полагание мыслимого: «Признание истинности мысли мы выражаем в форме утвердительного предложения. При этом нам не требуется слово «истинный». И даже если мы употребляем это слово, собственно утверждающая сила принадлежит не ему, а форме утвердительного предложения».(2.28.). Для того, чтобы демонстративно аргументировать свой тезис, Фреге выбирает простую операцию, он преобразовывает утвердительное предложение в вопрос. При этом становится видно, что «Вопросительное и утвердительное предложения содержат одну и ту же мысль; но утвердительное предложение содержит и нечто еще, а именно, само утверждение» (2.27.).

Гуссерль считал, что в том случае, когда мы слышим как кто-то говорит «На улице идет дождь», мы способны схватывать в чистоте мыслительное содержание без каких-либо решений о бытийной значимости мыслимого события. С этим можно согласится, но на основании анализа Фреге, теперь нужно добавить, что из сказанного нам непонятно, о чем все-таки пытается говорить говорящий: о чистом мыслительном содержании и, соответственно, о феноменологически редуцированном мире или о натуралистическом предмете и, соответственно, о мире естественной установки. То же происходит тогда, когда мы пытаемся что-то высказать сами. Я, как феноменолог, хочу говорить о феноменологическом мире, однако, используя в своих дескрипциях естественный язык, я постоянно нахожусь в опасности «провала» в естественную установку.

6. Из всего вышесказанного следует, что осуществление феноменологической редукции в лингвистической сфере испытывает серьезные затруднения. Здесь недостаточно только, утверждаемого Гуссерлем, свободного волевого решения субъекта о сдерживании актов, полагающих бытийную значимость. Здесь необходим тщательный анализ формальных структур языка, от результатов которого будет зависеть и ясность феноменологического описания.

ЛИТЕРАТУРА

1. Husserl E. Logische Untersuchungen. Max Niemeyer Verlag Tubingen, 1980. Bd. 2, Teil 1.

2. Фреге Г. Логические исследования. Томск: Водолей, 1997.

3. Фреге Г. Избранные работы. Москва: ДИК, 1997.

4. Гуссерль Э. Картезианские размышления. С-Пб.: Наука, 1998.

БЕЛЕЖКИ:

1. См.: Frege G. Review of Dr. E.Husserl`s "Philosophy of arithmetic"// Mind. 1972. Vol. LXXXI. № 323. p .321 - 337. [обратно]

2. См., например: Solomon R. Sense and essence: Frege and Husserl // Analitic philosophy and phenomenology. The Hague. 1976. P. 32 - 53 или Follesdal D. An introduction to phenomenology for analitic philosophers // Contemporary philosophy in Scandinavia. Baltimor and London. The Jhon Hopkins Press. 1972. P. 417 - 429. [обратно]

© Всеволод Ладов, 2000
© Издателство LiterNet, 01. 02. 2003
=============================
Първо издание, електронно.