|
Настройки: Разшири Стесни | Уголеми Умали | Потъмни | Стандартни
ДВА МИФА О СТАЛИНЕ В ТВОРЧЕСТВЕ
ПИСАТЕЛЕЙ - ЕГО СОВРЕМЕННИКОВ (ВЛ. ВОЙНОВИЧ, Д. АНДРЕЕВ)
Ирина Захариева В прозе, создаваемой на российской почве, в течение всего советского периода трудились писатели, для которых единственно возможным был фактор истины в искусстве. Доступными им способами они уберегали свои произведения от неукоснительных предпечатных требований догматизированного соцреализма (чаще всего отказываясь от публикаций) и продолжали сохранять верность принципам подлинного реализма, органично сочетавшегося с условными формами. Притом реализм получал в их писаниях расширительное понимание - как природа искусства. Условные формы активизировались во времена испытаний для культуры: авторы мифологизировали действительность, просвечивая ее тем самым под знаком собственной критической оценки. Годы подряд подобные произведения оставались недоступными для читателей. Один из прозаиков, не склонных к компромиссам, ныне здравствующий Владимир Войнович (род. в 1932 г.), в 1963 году приступил к созданию своего главного произведения "Жизнь и необычайные приключения солдата Ивана Чонкина". Роман в трех книгах занял у автора без малого полстолетия времени. Поиски жанровой аналогии отсылают нас во вторую половину ХVІІІ века, когда осуществлялась стихийная демократизация литературного процесса. С закатом классицизма и утверждением сентиментализма (вместе с сопутствующими новому направлению тенденциями предромантизма и предреализма) создавались предпосылки для развития повествовательной прозы, адресованной массовому читателю. В книгах словоохотливых авторов, предлагавших интригующее сюжетное повествование, мифологические и фольклорные элементы смешивались с бытовым нарративом. Показателен в этом смысле опыт прозаика Федора Эмина с его авантюрным романом "Непостоянная фортуна, или похождение Мирамонда". Роман Войновича уже своим заглавием создавал прямую перекличку с прерванными литературными традициями. Заслуживает внимания жизненный опыт писателя, отраженный в его автобиографической заметке "О себе" и ряде автокомментариев (Войнович 1990: 5-6; 2000: 11-12). Долгое время он занимался физическим трудом в российской провинции - в Куйбышевской и Волгоградской областях, на Ставрополье, в Керчи и др. Работал слесарем, авиамехаником, железнодорожником. Прослужил четыре года в Советской Армии. Учился "урывками": несколько лет посещал вечернюю школу рабочей молодежи, полтора года проучился в Московском областном пединституте им Н. К. Крупской. Начал печататься в 1960-х годах в журнале "Новый мир" Александра Твардовского. Двенадать лет состоял в Союзе советских писателей. Писал стихи, рассказы, повести, пьесы. Роман "Жизнь и необычайные приключения солдата Ивана Чонкина" появился в печати на русском языке в Париже, в издатeльстве YMCA-PRESS. Книга первая. Лицо неприкосновенное (1975); Книга вторая. Претендент на престол (1979). С этого времени книга начала влиять на судьбу автора. Она была переведена на тридцать иностранных языков, экранизирована в Лондоне чешским режиссером Иржи Менцелем (1994). Благодаря роману о Чонкине "автор был избран в Баварскую академию изящных искусств, принят в международный Пенклуб, объявлен почетным членом американского Общества Марка Твена, исключен из Союза писателей СССР (1974), изгнан из Советского Союза (1980) и лишен советского гражданства (1981)". Роман включен в серию "Европейские классики" (издательство Northwestern University Press, evanston, Illinois,1995). Десять лет Войнович провел в эмиграции на Западе, а на рубеже 1880-х -1990-х годов вернулся на родину. Третья книга романа ("Перемещенное лицо") создавалась в 2007 году, когда прошлое советского общества предстало ныне живущим с определенной дистанции во времени. В Предисловии писатель отметил: "…написав первые две книги, чувствовал, что не имею права умереть, не закончив третью" (Войнович 2009: 9). В этой книге выстраивается миф о Сталине. Первые две книги "Чонкина" можно рассматривать как подступ к мифу. Изображено время накануне и в начале Отечественной войны. Анекдотический сюжет разворачивается в глубине России, в деревне Красное, где солдат Иван Чонкин (малорослый и кривоногий, но любимый автором за неподдельность) оставлен охранять поврежденный самолет, т.е. исполняет функции часового, а во второй книге оказывается подследственным по подозрению в том, что является вражеским шпионом и тайным претендентом на российский престол князем Голицыным. В атмосфере шпиономании в государстве сюжет не претендует на оригинальность. В дальнейшем легенда насчет князя Голицына опровергается появлением самого персонажа с его жизненной историей. Основной сюжетный мотив, служащий истоком мифа, связан с деятельностью деревенского селекционера Кузьмы Гладышева, занятого выведением гибрида (в духе официально прославляемых опытов Мичурина). Селекционер-самородок скрещивает картофель с помидором и выводит гибрид ПУКС ("Путь к социализму"). Затем, в условиях фашистской оккупации тех мест, гибрид переименован экспериментатором в ПУКНАС ("Путь к национал-социализму"). Рассказывается также невероятное событие, случившееся с кастрированным колхозным конем по кличке Осоавиахим, который (на грани сна и яви в сознании Гладышева) превратился в человека и сбежал, оставив записку: "Если погибну, прошу считать коммунистом". Эпизод с очеловечившимся конем - мотив мифологической темы; в дальнейшем он получит свое развитие. Вместе с тем удивительное происшествие иллюстрирует лозунги сталинского времени типа "Мы рождены, чтоб сказку сделать былью" (из массовой советской песни). В третьей книге эпически развитого нарратива романный герой Иван Чонкин, вышедший невредимым (как одноименный герой народной сказки) из всех злоключений военных лет, оказывается в Германии, в советской зоне оккупации. Там он снова попадает на тюремные нары (на этот раз за "самовольство" и за несанкционированный контакт с местным населением). В трехчастной композиции романа мы выделяем часть вторую, названную "Превращения". Наименование ассоциируется с заглавиями книг литературы древнего Рима. Подразумеваются такие произведения, как поэма Овидия "Метаморфозы", роман Апулея "Метаморфозы, или Золотой осел". В упомянутых сочинениях развивалась характерная для античной мифологии тема "превращений". В третьей книге романа о Чонкине ("Перемещенное лицо"), во второй части (глава ХІІ) появляется непосредственно, как эпизодический персонаж, вождь и учитель товарищ Сталин. На даче в местности Кунцево, под Москвой, он беседует со своим гостем Лаврентием Берия. Уделяется внимание психологической кондиции всевластного правителя: "Сталин, как известно, был ужасно жесток, и потому его все боялись, но он боялся еще сильнее, потому что боялся всех"; "…из комнаты, где спало охраняемое лицо, часто был слышен какой-то странный, нечеловеческий, лошадиный, пожалуй, храп, а иногда раздавалось точно уж лошадиное ржание" (Войнович 2009: 123-124). По мере развития сюжета имя Чонкина-Голицына опять оказывается в поле зрения Сталина под анекдотическим углом зрения (как и в предыдущих книгах), и Берия получает приказ доставить к нему Чонкина в Москву из Германии. Герою Советского Союза полковнику Сергею Опаликову поручают переправить Чонкина в Москву "на секретном самолете новой конструкции" (Войнович 2009: 143), но Опаликов не оправдывает возложенной на него миссии, - наоборот: самовольно перелетает с Чонкиным в американскую зону оккупации Германии и просит политического убежища. Американские власти в лице полковника разведки Джорджа Перла пытаются выяснить, кто такой Чонкин и зачем он понадобился Сталину. После разговоров с бесхитростным солдатом выводы Перла непоколебимы: "Чонкин есть Чонкин, простой деревенский парень, ездовой, конюх, и никто больше". Насчет причины вызова его в Москву Иван Чонкин высказывает глубокомысленную догадку: "…может быть, в Кремле нужен кто-то, кто может ухаживать за лошадьми" (Войнович 2009: 156). Полковнику Перлу предположение Чонкина кажется нелепым, но полковник Опаликов придерживается мнения, что вывод резонный: "Вполне возможно Сталину понадобился квалифицированный конюх, каковым Чонкина можно было с некоторой натяжкой назвать" (Войнович 2009: 156). Опаликов объявляет Джорджу Перлу, что "желает выступить перед американскими военными и мировой общественностью с сообщением, которое всех поразит". Сообщение "касается загадочного происхождения Иосифа Сталина" (Войнович 2009: 157). На пресс-конференции с участием западных журналистов и ученых-биологов Опаликов объясняет цель своего побега побуждением исполнить долг: раскрыть тайну, которую ему доверил его дядя (брат матери) ученый-зоолог и этнолог Григорий Гром-Гримэйло. Во время выступления Опаликов не успел поделиться новостью: после стакана воды, поднесенного неизвестно кем злочастному перебежчику, оратор скоропостижно скончался. Автор "Чонкина", выступающий в роли повествователя, сообщает, что гораздо позже из "желтых" западных газет многолетней давности, прочитанных в библиотеке Американского конгресса, он наконец смог самостоятельно проникнуть в тайну, связанную с происхождением советского диктатора. Проводя изыскания в "архивах Гуверовского института", повествователь находит и письма ученого Гром-Гримэйло. Он надеется, что письма не относятся к разряду возможных подделок, в чем, к примеру, подозревается "Слово о полку Игореве". В контрапункте с вышеупомянутым замечанием от лица автора вводится предположение, что "ненависть к тирану могла толкнуть неизвестного сочинителя на несусветные выдумки" (Войнович 2009: 176). И, независимо от того, правда это или выдумка, автор решается доверить всему миру тайну происхождения вождя мирового пролетариата. Гром-Гримэйло описан как младший современник и биограф генерала Николая Пржевальского - "известного путешественника, географа, зоолога и естествоиспытателя" (Войнович 2009: 170). Изложение вставного мифа в романе основывается на материалах Гром-Гримэйло, биографа Николая Пржевальского. Описывая его путешествия по Монголии и Северо-Западному Китаю, биограф выделяет некоторые особенности характера этого человека. Несмотря на дворянское происхождение, он отличался грубостью и деспотизмом; не обращал внимания на женщин, но проявлял интерес к диким животным; оставался равнодушен к литературе и искусству, но любил читать древнегреческие мифы. Знаменитый зоолог и этнограф, по описанию Гром-Гримэйло, старался вникнуть в "проблемы гибридизации живых организмов". Прежде всего его интересовало, что может получиться из "создания гибрида человека и кого-нибудь из высших млекопитающих, чему и посвятил многие опыты" (Войнович 2009: 177-178). Мания приоритета отечественной науки в мировом масштабе, породившая (запечатленную и в романе) ироническую поговорку "Россия - родина слонов", нашла свое подтверждение еще в ХІХ веке, в опыте Пржевальского, опередившего во времени и по своему дерзновению эксперименты австрийского монаха Менделя, стремившегося всего лишь скрестить "чечевицу с фасолью". Еще слово "генетика" не было введено в научный обиход, а русский естествоиспытатель уже "натуральным образом" пытался "осеменить" животное. В то время "скотоложество" порицалось, и ученый рисковал не только "личной репутацией", но и свободой. Он проводил физиологические эксперименты с "дикой лошадью, которой не зря дал свое имя" (Войнович 2009: 179) - "лошадь Пржевальского". Свою сожительницу, отловленную из табуна диких коней, ученый назвал Орлицей. "Кобылья женка" в положенный срок одарила его потомством. "Это было обыкновенное человеческое дитя мужского пола, но необычайно густо заросшее шерстью… пальцы ног у него были сросшиеся между собой, а пятки ног - твердыми, ороговевшими" (Войнович 2009: 181). При описании возникает аллюзия с персонажами древнегреческой мифологии кентаврами - полулюдьми-полулошадьми, отличавшимися диким, необузданным нравом уроженцев гор. Вскоре отцу отпрыска предстояла поездка на Кавказ. В грузинском городишке Гори он познакомился с местным сапожником Виссарионом Джугашвили, и за денежную плату - значительную для горийского бедняка - отдал грузину ребенка, якобы "на содержание". На вопрос сапожника об имени мальчика Пржевальский ответил: "- Сталион", что по-английски означает "жеребец" (Войнович 2009: 183). Младенец незамедлительно продемонстрировал соответствие своему имени: "… маленький Сталин вдруг взял и дал еще не названному отцу ногой прямо в нос. Да так сильно, что из носа потекла кровавая струйка". На что Виссарион отреагировал: "Прямо зверь какой-то, а не ребенок" (Войнович 2009: 184). Убийствен вывод романиста - создателя мифа: "Да-да, трудно себе представить, что Сталина родила дикая кобыла, но еще большие сомнения охватывают автора, когда он думает, неужели такое чудовище могло быть выношено обыкновенной человеческой матерью" (Войнович 2009: 185). Миф о происхождении Сталина в третьей книге романа о Чонкине относится к разряду "тотемических мифов". Но если при закономерном соотношении миф объясняет действительность, то у Войновича находим обратную зависимость: действительность порождает соответствующий миф. Автор воспользовался фактом внешнего сходства Сталина с Пржевальским и фактом пребывания путешественника в Грузии, примерно совпадающим со временем рождения будущего диктатора. Остальное дополнила поистине великолепная фантазия романиста. Свой метод Войнович определил как "гротескный реализм". Тотемический миф строится на древнейших представлениях о "фантастическом, сверхъестественном родстве" представителей человеческого рода с различными "тотемами", т.е. "видами животных и растений (реже - явлениями природы или неодушевленными предметами)" (Мифы 1988: 522). Фантастический элемент в мифе в нашем случае функционирует в направлении обнаружения в человеческом существе черт дикого животного: подчеркивается безрассудная ярость, животная жестокость Сталина. В данном мифе реализуется и явление оборотничества, запечатлевающее в увеличительном стекле искусства лицемерное двуличие диктатора, играющего роль доброго и справедливого руководителя. Оборотничество "осмысливается в мифах как противопоставление истинного ложному" (Мифы 1988: 235). Писатель-духовидец Даниил Андреев (1906-1959), узник ГУЛАГ-а, создал метаисторический миф о Сталине на евангельской основе. Миф изложен в одиннадцатой книге сочинения "Роза Мира" (1958), озаглавленной "К метаистории наших дней". В третьей главе ("Темный пастырь") выступает могущественный и страшный герой. Его появление обусловлено общественными обстоятельствами. Он был связан с интернациональной идеологической Доктриной, излагавшей проект революционного преобразования планеты: "Революционная Россия с ее Доктриной была первой в истории носительницей мировой тенденции…" (Андреев 1995: 465). Тот, кто в течение тридцатилетия ассоциировался с данной российской Доктриной, подготавливался к своей миссии "могущественными силами инфракосмоса" (Андреев 1995: 460). Сталин описывается Андреевым как человеко-орудие "очередного Жругра" (демона великодержавной государственности). Пользовался он также покровительством темной силы более высокой степени воздействия. Ему оказывал содействие сам Урпарп, планетарный "осуществитель великого демонического плана" (Андреев 1995: 465). Предвестник Антихриста подготавливался в Гашшарве, "одном из основных слоев демонического антикосмоса" (Андреев 1995: 592). В своей предыдущей инкарнации он был причастен к инквизиции. А затем в течение двух столетий подготавливался демоническим разумом к новому воплощению на земле. Родился он в "бедной верующей семье", но еще подростком "порвал с христианством" (Андреев 1995: 467). Провиденциальные силы пытались спасти его, "предоставив возможность дальнейшего пути в лоне церкви, в сане священника" (пребывание в семинарии, - И.З.). Но это было существо, "одержимое импульсом владычества надо всем миром" (Андреев 1995: 467-468). "Объект многовековых попечений дьявола примкнул к революционному движению на Кавказе" и освоил Доктрину (учение Маркса - И.З.), усмотрев в ней подходящую маску для своих вожделений. Даниил Андреев интерпретировал закрепление Сталина у кормила власти в советской России как "генеральную репетицию" к грядущему приходу Антихриста. Рассматривая портрет вождя кисти художника советской поры Бродского, он ощутил в глазах модели "непроглядную тьму". Во внешнем портрете Сталина Андреев не нашел следов какой-либо одухотворенности и подчеркивал полное отсутствие признаков интеллигентности в руководителе великой державы. В персоне, трудно постижимой для нормального человеческого разума, писатель выделял специфическую гениальность: "темную гениальность тиранствования". Складывалось это качество из "величайшей силы самоутверждения и величайшей жестокости" (Андреев 1995: 471). "Краткий курс истории ВКП/б/", написанный Сталиным, будто бы анонимно, автор "Розы Мира" назвал "новым евангелием" ради прославления самого себя. Человекобог, оперирующий правильными фразами, в действительности "был кровожаден как истый демон" (Андреев 1995: 472). Он вел планомерную борьбу с духовностью с целью ее полного истребления и замены идеологизированной квазидуховностью. После войны социоситуация в зоне владения Сталина обострилась: "воцарилась обстановка, в которой только единицы могли выдержать, не искалечившись психически и морально" (Андреев 1995: 488). В начале марта 1953 года взяли перевес Провиденциальные силы, призванные прекратить разрушительные действия могущественного тирана, "утратившего последние представления о соотношении вещей и масштабов" (Андреев 1995: 493). Сталин умер. Узурпатор по законам трансфизического бытия попал во власть "блюстителей кармы". Приговор оказался страшным: "спускаемый вниз внедрился в сверхтяжелые магмы и стал погружаться дальше и дальше, на одномерное Дно" (Андреев 1995: 497). Толкования Андреева не противоречат христианским религиозным воззрениям: в творчески свободной манере автор конкретизирует, дополняет евангельские тексты. В "Розе Мира" он создает особую образную систему и терминологию в метаисторическом духе, а применяемый метод называет сквозящим реализмом. Ему важно подчеркнуть, что Сталин генетически связан с универсальным космическим злом. Сатана (древнеевр. satana, рус. дьявол) - антагонист бога, "…существо, воля и действие которого есть центр и источник мирового зла" (Мифы 1988: 412). "К Сатане восходит все моральное зло мира" (Мифы 1988: 413). В "Евангелии от Иоанна" Иисус Христос обращается к своим отрицателям: "…ищите убить Меня, потому что слово Мое не вмещается в вас" (глава VІІІ, стих 37) (Библия 1968: 112). Далее Сын Божий поясняет, почему они опровергают его проповеди: "Ваш отец диавол, и вы хотите исполнять похоти отца вашего; он был человекоубийца от начала и не устоял в истине, ибо нет в нем истины; когда говорит он ложь, говорит свое, ибо он лжец и отец лжи" (глава VІІІ, стих 44). В "Розе Мира" социальная ложь культивируется лицемерным и двойственным поведением того, кто именуется мудрым вождем. Подразумевается религиозная параллель: "Воинство враждебных человеку духов состоит под властью Сатаны" (Андреев 1995: 413) (Мифы 1988: 113). Посмертная катастрофа Сталина, его "кармический спуск" (Андреев 1995: 496) находит обоснование в Евангелии от Луки (глава Х, стих 18), где Христос говорит ученикам: "Я видел Сатану, спавшего с неба, как молния" (Библия 1968: 77). Эта картина соответствует тому, что описывает Андреев: стремительное низвержение вниз останков "жуткого покойника" (Андреев 1995: 496) и его внедрение в одномерное галактическое Дно. Исключительные по смысловой экспрессивности мифы, включенные в главные книги Владимира Войновича и Даниила Андреева, будут сопровождать в истории мировой культуры зловещее историческое лицо, истребившее десятки миллионов населения своей страны и одновременно пытавшееся играть роль благодетеля человечества. Они останутся наиболее впечатляющим напоминанием о том, какое экзистенциальное зло воплощал бессменный правитель одной шестой части мира. При оправданной жесткости содержания тексты масштабны по замыслу: только свехличность может быть "встроена" в подобные мифы. Русская литература ХХ века настолько разнообразна по формам, что, несомненно, в дальнейшем при изучении литературного массива потребуется целенаправленное движение от проникновенного анализа образцов творческой практики к теоретическим обобщениям. Нас ожидают не глобальные схемы, а филигранные рисунки рельефа этой многострадальной литературы. Теоретик символизма Вячеслав Иванов наблюдал, как в российских условиях символистский метод трансформировался изнутри: размывание мистики сочеталось в нем с тяготением к реалиям бытия, а обращение к жанру мифа вносило жизненную наполненность в символ: "Мифотворчество возникает на почве символизма реалистического. ... миф - отображение реальностей..." ("Реалистический символизм и мифотворчество") (Иванов 1994: 157). Прозаики советской эпохи Даниил Андреев и Владимир Войнович наполняли мифологические структуры социальной конкретикой. Миф, как образно-сюжетная целостность, живет в искусстве самостоятельной жизнью по причине своей связанности с жизненным универсумом и с культурными архетипами. Имя Сталина продолжает будоражить воображение живущих, потому уместно будет завершить статью о мифах строфой из стихотворения Булата Окуджавы "Ну что, генералиссимус прекрасный…", сына расстрелянного в сталинские времена коммуниста, преданного интересам партии:
ЛИТЕРАТУРА Андреев 1995: Андреев, Даниил. Собрание сочинений в трех томах. Т. 2. Москва, 1995. Библия 1968: Библия. Книги Ветхого и Нового Завета. Канонические. Москва, 1968. Войнович 1990: Войнович, Владимир. Жизнь и необычайные приключения солдата Ивана Чонкина. Книги І, ІІ. Москва, 1990. Войнович 2000: Войнович, Владимир. Полный автобиографический очерк. // Антология сатиры и юмора России ХХ века. Москва, 2000. Войнович 2009: Войнович Владимир. Жизнь и необычайные приключения солдата Ивана Чонкина. Книга ІІІ. Перемещенное лицо. Москва, 2009. Иванов 1994: Иванов, Вячеслав. Две стихии в современном символизме. // Иванов, Вячеслав. Родное и вселенское. Москва, 1994. Мифы 1988: Мифы народов мира. Энциклопедия в двух томах. Т. 2. Москва, 1988. Окуджава 2008: Окуджава, Булат. Замок надежды. Москва: Поэтическая библиотека, 2008.
© Ирина Захариева |