Издателство
:. Издателство LiterNet  Електронни книги: Условия за публикуване
Медии
:. Електронно списание LiterNet  Електронно списание: Условия за публикуване
:. Електронно списание БЕЛ
:. Културни новини   Kултурни новини: условия за публикуване  Новини за култура: RSS абонамент!  Новини за култура във Facebook!  Новини за култура в Туитър
Каталози
:. По дати : Март  Издателство & списание LiterNet - абонамент за нови публикации  Нови публикации на LiterNet във Facebook! Нови публикации на LiterNet в Twitter!
:. Електронни книги
:. Раздели / Рубрики
:. Автори
:. Критика за авторите
Книжарници
:. Книжен пазар  Книжарница за стари книги Книжен пазар: нови книги  Стари и антикварни книги от Книжен пазар във Facebook  Нови публикации на Книжен пазар в Twitter!
:. Книгосвят: сравни цени  Сравни цени с Книгосвят във Facebook! Книгосвят - сравни цени на книги
Ресурси
:. Каталог за култура
:. Артзона
:. Писмена реч
За нас
:. Всичко за LiterNet
Настройки: Разшири Стесни | Уголеми Умали | Потъмни | Стандартни

XVIII. ВЕКТОР РАЗВИТИЯ РУССКОГО СТРУКТУРАЛИЗМА

Ирина Захариева

web | Русский формализм и структурализм

Михаил Бахтин неоднократно отграничивался от филологов-структуралистов. Между тем ученые этого направления последовательно привлекали бахтинские идеи. В 1973 году Вячеслав Иванов выступил на семиотическом форуме с докладом, озаглавленным "Значение идей Бахтина о знаке, высказывании и диалоге для современной семиотики". Доклад был опубликован в журнале "Диалог. Карнавал. Хронотоп" (1996, №3). В заглавии журнала запечатлены теоретико-методологические разработки Бахтина.

В чем же состояли расхождения Бахтина со структуралистами? По его убеждению, семиотико-кибернетический код, которым оперировали структуралисты, неосновательно технизирует литературоведение и тем самым приглушает творческий компонент. Бахтин не соглашался с тем, что создатели новой методологии в литературоведении (подобно своим предшественникам - формалистам) отгораживаются структурой текста от культурного контекста. В черновых записях 1970 года ученый сопоставлял собственное толкование пушкинского "Евгения Онегина" с толкованием Лотмана. Его не удовлетворяло обилие технических категорий, организующих анализ, и он не соглашался с лотмановским объяснением многостильности романа в стихах как перекодирования романтизма на реализм. Бахтину не хватало в рассуждениях Лотмана историчности, психологизма, опоры на личностные ориентиры создателя произведения. По его мнению, стиль нужно объяснять, исходя из мировоззрения личности. По Бахтину, за конструкцией текста стоит личность, создающая правила организации конструкции в его книге "Эстетика словесного творчества" (1986).

Сподвижник Лотмана Борис Егоров с основанием возражал Бахтину, что не следует смешивать понятия кода и контекста. Код - это свод правил для осуществления передачи информации, а контекст - это культурный фон, безграничный мир литературных ассоциаций. И все же в ходе методологических исканий именно Юрий Лотман шел на сближение с Бахтиным. В семидесятых годах он связывал с бахтинской идеей диалога свой тезис о том, что для бытования культуры необходимо наличие по меньшей мере двух корреспондирующих культурных языков, например язык литературы и язык кино.

При анализе сюжетов Лотман опирался на бахтинские разработки хронотопа и романного слова. В труде "Слово в романе" Бахтин рассуждал о знаковой природе слова в связи с безграничностью смыслового насыщения романного слова. Следуя за Бахтиным, Лотман обращал внимание на сюжетную многосмысленность романа. Привлекалось Лотманом и бахтинское понятие хронотоп при изучеии жанровой типологии романа.

Личное знакомство двух ученых произошло в 1970 году. Лотман приглашал Бахтина переселиться в Тарту, но тот не планировал переезда из Москвы. Лотман вспоминал слова Бахтина о том, что смысл невозможно умертвить, и потому все смыслы, подавляемые в прошлом, переживут свой праздник воскрешения в будущем.

Один из ветеранов Тартуско-московской семиотической школы Борис Гаспаров попытался осмыслить эволюцию структуралистского направления в статье 1990-х годов "Структура текста и культурный контекст" в книге "Литературные лейтмотивы" (1994). Автор начинает с осознания универсального характера методологии, в процессе создания которой он принимал участие. По его убеждению, самым знаменательным достижением в литературоведении ХХ века было осознание структурного (т.е. формообразующего) аспекта как основной категории, которая может быть положена в основу изучения литературных текстов. Утверждение такого подхода Гаспаров связывал с формалистами, а позже - с англо-американской новой критикой с ее принципом пристального прочтения текста. Закрепление структурального подхода к анализу текста означало отказ от эссеизма и разрыв с практиками мировоззренческого толкования.

Осмысляя деятельность прешественников структуралистов, Гаспаров отмечал, что формалисты в середине двадцатых годов уже начали связывать описание приемов с тем историческим, внеэстетическим материалом, которым данные приемы порождены. Входило в научный обиход обсуждение форм взаимодействия материала и приема. Виктор Шкловский изучал трансформации исторических источников в жанре романа. Борис Эйхенбаум занимался вопросами литературного быта и писал историко-литературные статьи о классиках художественного слова. Роман Якобсон в Праге создавал концепцию биографического мифа писателя. Борис Томашевский и Григорий Винокур выясняли проблемы соотношения биографии и культуры" в книге Гр. Винокура "Биография и культура" (1927).

В сферу поэтологических анализов формалистов вовлекались биографические и исторические факторы. Шкловский раскаивался в формалистических крайностях. Деятельность Юрия Тынянова знаменовала собой движение от формализма к структурализму. Новая научная ориентация закреплялась трудами участников Пражского лингвистического кружка.

В шестидесятых годах прошлого века, по мере созревания методологии структурализма, отбирались актуальные для нового времени идеи из трудов предшественников. Было накоплено солидное наследие в области поэтики, стиховедения, теории литературы в 1920-х годах вышло шесть изданий "Теории литературы" Бориса Томашевского.

Структуралисты Тартуско-московской семиотической школы, подобно ранним формалистам, выдвинули на первый план идеи, связанные с формализацией литературоведческих понятий. Они ставили перед собой цель выработать технологию имманентного анализа текста на различных уровнях его структуры. Внутритекстовый анализ выяснялся в его опорных положениях в "Лекциях по структуральной поэтике" Юрия Лотмана, а позже в "Работах по поэтике выразительности" Александра Жолковского и Юрия Щеглова, а также в исследования по стиховедению Михаила Гаспарова в его книге "Очерк истории русского стиха: Метрика. Ритмика. Рифма. Строфика" (1984). Академик Михаил Гаспаров использовал в стиховедении опыт кибернетической школы академика А. Колмогорова - теории комбинаторики, информации и пр.

Увлеченность кибернетикой коснулась большинства литературоведов структуралистского направления. Для исследования литературных явлений использовались математические методы, в первую очередь статистическая обработка сегментов сегмент в литературоведении - элементарный отрезок целого на определенном уровне анализа. Сегменты статистически обрабатывались по типам и группам, учитывались их взаимосвязи.

Статистика применялась в литературоведении при изучении лексики отдельных писателей (например, изготовление частотных словарей). Частотный словарь поэтической лексики А. Блока введен в употребление Зарой Минц в книге "Поэтика Александра Блока" (1999). В статистических классификациях литературоведы использовали ЭВМ в сборнике "Машинный перевод и прикладная лингвистика". Статистические обработки грамматических категорий приводили литературоведов к выводам о стиле писателя, о признаках изучаемого стилевого течения и пр. А. Жолковский и Ю. Щеглов использовали практики математической лингвистики при выработке модели порождающей поэтики в литературоведении.

В область изучения литературы и искусства была вовлечена также математическая теория игры. Практики игры эффективно использовались при изучении коммуникативного аспекта реализации произведения литературы и искусства. Чтение литературнаго произведения уподоблялось игре активного игрока (читателя) с пассивным игроком (писателем). Активный игрок в процессе игры (чтения) разгадывал правила игры, заданные писателем. Игровая природа искусства освещена в монографии Й. Хейзинги "Homo Ludens" (1992).

В связи с тенденциями расширения интердисциплинарности в науке прогнозируется активизация использования математических методов в литературоведении. По наблюдениям Бориса Егорова, вовлечение кибернетики в литературоведение стимулирует изучение взаимосвязи трех систем: писатель - произведение - читатель в его статье "Литературоведение и математические методы" (1967).

Общеметодологический сдвиг в структуралистском литературоведении относится ко времени, когда Юрий Лотман выдвинул идею многосоставности коммуникации любого типа, это относилось и к моделям текстов культуры. Модель текста культуры описывалась как результат конвергенции внеэстетическое/эстетическое, в модели соединялись языки различных видов искусств.

В восьмидесятых годах, при сохранении конструктивного подхода к тексту, исследователи были склонны привлекать все более обширный слой внетекстовой информации. Направленность развития структуралистской методологии в 1980-х годах сопоставима с состоянием методологии формализма во второй половине 1920-х годов. Общность состоит в потребности расширения сферы анализа. В структурализме позднего советского периода (рубежа 1980-х - 1990-х годов) прогрессировал процесс размывания структуры изучаемого текста.

Размывание структуры текста совершалось в нескольких направлениях.

Первое направление: использование многообразной культурной информации и ее эксплицитное, наглядное вовлечение в изучение текста.

Второе направление: концентрация внимания на межтекстовых литературных и культурных связях, что влечет за собой размывание изучаемого текста.

Третье направление: анализ текста посредством реализации и развития идей Михаила Бахтина с целью вовлечения его теоретического наследия в русло структуралистской методологии.

Подобие указанного нами третьего направления обозначилось и на Западе, где идеи Михаила Бахтина воспринимались в контексте постструктурализма, оппонирующего структурализму. Например, Юлия Кристева в статье "Бахтин, слово, диалог и роман" (1993) упоминала о том, что в ходе создания теории интертекста она использовала бахтинские идеи. Кристева имела в виду прежде всего труд Бахтина "Слово в романе" (1935), где говорилось о том, что в любом тексте улавливается диалогичность, присутствие чужого голоса.

Направление, связанное с именем Бахтина в русском структурализме, отменяло представление о тексте как о целостном образовании. Совершался подрыв единой структуральной стратегии. Михаил Бахтин своими идеями подводил структуралистов к выводу, что анализ текста должен быть открыт для внешней интертекстуальной информации.

По замечанию А. Жолковского в книге "Блуждающие сны" (1992), структурализм вывел на поверхность текстуальную, дискурсивную природу литературы и тем самым подготовил движение навстречу постструктуральным представлениям. Свою книгу "Блуждающие сны" автор определил как претендующую на постструктуральность. В настоящее время Александр Жолковский, вошедший в состав редколлегии московского журнала "Новое литературное обозрение", поощряет возникшие тенденции синтеза структурализма с постструктурализмом в литературоведении.

 

 

© Ирина Захариева
=============================
© Електронно издателство LiterNet, 18.05.2014
Ирина Захариева. Русский формализм и структурализм. Идеи и концепции двух методологических направлений в литературоведении ХХ века. Варна: LiterNet, 2014.