|
Настройки: Разшири Стесни | Уголеми Умали | Потъмни | Стандартни
VI. МЕТОДОЛОГИЧЕСКИЕ РАЗРАБОТКИ ФОРМАЛИСТОВ В ОБЛАСТИ СТИХОВЕДЕНИЯИрина Захариева web | Русский формализм и структурализм Изучение поэтического произведения проводилось формалистами на трех уровнях: на фонетическом, грамматическом и семантическом. В ходе анализа стиха осуществлялось взаимопроникновение литературоведения и лингвистики. Занимались стиховедением В. Жирмунский, Б. Томашевский, Б. Эйхенбаум, О. Брик, Ю. Тынянов, Р. Якобсон. Изучая формы стиха на определенном уровне, они руководствовались фактором литературной эволюции. Ученые обдумывали подходы к изучению мировой истории развития поэтических форм. Борис Томашевский отличал поэзию от прозы свойствами речи: поэтическая речь формально организована в своем звучании. Выяснение данного явления было развернуто теоретиком в книге "Русское стихосложение. Метрика" (1923). Доминантным конструктом стиха признавался ритм. В ритме воплощен принцип речевой периодичности, что свойственно языку в целом. Прослеживались явления ритмизации в поэзии и в прозе, включая прозу информативную. Обращалось внимание на то, что лирическая проза, ритмизированная в формальном отношении, обретает признаки поэтического произведения, сближаясь со стихотворной лирикой. В формалистической поэтике ритм определялся как глубинное закономерное качество стиха. При характеристике ритма вводился термин изохронность, означающий тенденцию соблюдать равные промежутки между ритмическими сигналами. Юрий Тынянов в книге "Архаисты и новаторы" (1929) раздумывал о соотношении признаков звучание/значение в поэтическом и прозаическом текстах. Введенный им литературный закон гласил: в поэзии значение слов преобразуется их звучанием, а в прозе звучание слов преобразуется их значением. Стихотворный размер определялся в формалистической поэтике как осознанная разновидность ритма. В отличие от традиционалистов, опоязовцы считали исходной единицей стихотворного размера не стопу, т.е. определенную конфигурацию ударных и безударных слогов, а стихотворную строку, как отдельное образование. Строка получала у них обозначение ритмико-синтаксический сегмент. Подчинение ритма синтаксису прослеживал Осип Брик в статье "Ритм и синтаксис" (1927). Стихотворная строка воспринималась как результат приложения двух сил: ритмического импульса и синтаксической схемы. Заданный ритм требовал соответствия определенной синтаксической фигуры. Например, трехударная ритмика в сочетании с конфигурацией существительное (или личное местоимение) - прилагательное - существительное. В 1922 году в Петрограде появилась книга, которую Виктор Жирмунский оценивал в рецензии как "семантический сдвиг" в развитии стиховедения. Книга принадлежала Борису Эйхенбауму и называлась "Мелодика русского лирического стиха". Борис Эйхенбаум - в предвосхищении Осипа Брика с его статьей "Ритм и синтаксис" - указывал на то, что особая ритмическая организация стиха и его синтаксическое строение образуют оригинальную поэтическую интонацию. С учетом особенностей поэтической интонации в стихе ученый обособил три преобладающих стиля русской классической поэзии:
По Эйхенбауму, только в мелодическом стиле напевность речевой фразы является художественным приемом, который может быть проанализирован с точки зрения формалистической поэтики. Возьмем для примера строфу из стихотворения И. Северянина "Регина": "Когда поблекнут георгины/ Под ало-желчный лесосон/ Идите к домику Регины/ Во все концы, со всех сторон" (Северянин 1995: 177). Здесь интерес автора ограничен формальными признаками мелодичности, а семантика оттеснена на задний план. Обращаясь к вопросам поэтической семантики, формалисты улавливали связь ритма с явлением деформации значения слова. Артикулировали они и причинность деформированной семантики: ориентация на соседнее слово. В связи с выявленным имманентным процессом в стихосложении Юрий Тынянов в книге "Проблема стихотворного языка" (1924) предложил терминологическое словосочетание теснота стихового ряда. В тесноте стихового ряда обнаруживаются потенциальные значения слов. Примерами подобного явления изобилует поэма Бориса Пастернака "Волны" (1931). Отсюда следует еще один теоретико-методологический вывод Тынянова: поэтическое слово более зависимо от литературного контекста, чем слово в прозе. Рифма изучалась в кругу формалистов как часть структуры стиха. Согласно формулировке Виктора Жирмунского ("Теория стиха", 1925), рифма - это канонизированный тип звукового повтора, способ словесной оркестровки стиха. Анализ рифмы предполагал три аспекта исследования: звуковой, морфологиеской и лексический. Изучались сложные рифмы авангардных поэтов Маяковского, Хлебникова и др., проводилось отмежевание от рифм банальных. Усилия аналитиков были направлены на выяснение зависимости между звучанием стиха и его значением. Проблемам зависимости между просодией и семантикой подчинял свои филологические изыскания Роман Якобсон. Он оперировал отдельными звуковыми рядами, выясняя семантику входящих в звуковой ряд лексических и фразеологических единиц (в труде "Новейшая русская поэзия. Набросок первый. Вел. Хлебников", 1921). В исследованиях Якобсона формалистическое стиховедение смыкалось с функциональной лингвистикой. Общий вклад в стиховедение ученых формальной школы состоял в том, что они стремились достигнуть комплексного изучения стихотворения как эстетической структуры и показывали, что звуковая оснащенность стиха у великих поэтов основывалась на внимании к значению слов. Приведем сжатый красноречивый пример осмысленной звукописи в "Поэме Конца" Марины Цветаевой: "Любовь - это все дары/ В костер - и всегда задаром" (Цветаева 1965: 456). Формалисты подготавливали теоретико-методологическую основу для новых поколений стиховедов и начали вырабатывать научно-терминологический инструментарий, который в дальнейшем - вопреки внешним препятствиям - использовался, преобразовывался и пополнялся.
© Ирина Захариева |