ПОКОЛЕНИЕ "ШЕСТИДЕСЯТНИКОВ" И АЛЬТЕРНАТИВНАЯ КУЛЬТУРА МЕТРОПОЛИИ
(вторая половина ХХ века)

Ирина Захариева

web

В 1980-ом году Василий Аксенов (1932-2009) был вынужден эмигрировать из советской России за участие в создании московского бесцензурного литературного альманаха "МетрОполь" (1979). За прозаиком 48-летнего возраста числился также "грех" написания диссидентского романа "Ожог", переданного для публикации за границей. Он увозил с собой и рукопись неоконченного романа "Скажи "изюм", где метафорически претворялась история с разгромом "МетрОполя".

В течение 1984-1985 годов Аксенов трудился над созданием повести обширного объема "В поисках грустного бэби", где обратился к истокам зарождения альтернативной российской культуры советского периода в условиях послевоенного сталинского режима.

Поколение, родившееся в 1930-х - начале 1940-х годов, которое подготавливалось "к советской жизни", подрастая, выходило за пределы "советского круга" (Аксенов 2010: 20)¹.

После окончания Отечественной войны, когда обнаружился кризис советской фильмовой индустрии, молодые люди устремились в кинозалы на просмотры трофейных американских фильмов, - на фильмы, ставшие классикой тридцатых годов. Аксенов называет два фильма, которые он смотрел десятки раз: "The Stage-coach" (переведенное на русский язык как "Путешествие будет опасным") и "The roaring Twenties" (в произвольном переводе на русский "Судьба солдата в Америке"). Песня "Грустный бэби" из второго фильма, записывалась на рентгеновские пленки и прокручивалась многократно. Особенно нравилась молодым строка из непритязательной песенки: "Every cloud must have a silver lining..." ("Есть у тучки светлая изнанка...").

По всей огромной территории Союза на волнах заглушаемой радиостанции "Голос Америки" звучал ночной джаз, побуждавший к проведению собственных "полуподпольных джазовых вечеров". "Мечтательные русские мальчики пятидесятых годов росли под звуки эллингтоновского "Take train "A"... ". По Невскому проспекту в Ленинграде разгуливали "стиляги" - так называли в обиходе подражателей американского молодежного вкуса - они, по определению Аксенова, "можно сказать, были первыми советскими диссидентами" (с. 22). Поклонники западной моды подвергались осуждению со стороны блюстителей идеологии.

Исходя из личного опыта и опыта своих сверстников, Аксенов описывает умонастроение молодых: "Так называемая романтика революции к возрасту юности нашего поколения почти уже испарилась. ... начала возникать романтика контрреволюции, глаза молодежи стали задерживаться на образе офицера-добровольца. ... мы подсознательно отказывались видеть в революции некий очищающий вселенский потоп, потому что вместо очищения он приносил столь же кровавый, сколь и тоскливый быт сталинщины" (с. 23).

Автор "...грустного бэби" удостоверяет,что к началу 1970-х годов в Советском Союзе "уже окончательно установилось то, что принято называть "второй культурой" или "литературно-художественным подпольем" (с. 205).

В созвучии с Василием Аксеновым писатель Яков Гордин в книге "Перекличка во мраке" (создана в конце 1980-х годов) отмечал: "Наша культурная история - это история подполья и конспирации духа, выработавшего необозримый арсенал приемов для выживания" (Гордин 2000: 22).

Те, кто вступал на поприще культуры на рубеже 1950-х - 1960-х годов были свидетеями расправы с Борисом Пастернаком за передачу романа "Доктор Живаго" для публикации в Италии. В границах того же времени А. Синявский (под псевдонимом Абрам Терц) и Юлий Даниэль (под псевдонимом Николай Аржак) тайно публиковали свои произведения во Франции.

В феврале 1966 года (с 10-го по 14-ое февраля) в Москве проходил громкий судебный процесс, известный как "дело Синявского и Даниэля". Вениамин Каверин назвал этот скандальный процесс "уголовным судом над художественной литературой" (Каверин 1989: 3).

Андрей Синявский заявил на заседании суда в своем последнем слове: "...я другой. ... в здешней наэлектризованной фантастической атмосфере врагом может считаться любой другой человек. ... я не знаю, зачем придумывать врагов, громоздить чудовища, реализуя художественные образы, понимая их буквально. ...я считаю, что к художественной литературе нельзя подходить с юридическими формулировками" (Каверин 1989: 479). Синявский уточнял, что у него с советской властью всего лишь стилистические разногласия.

При обыске у Синявского-Терца были обнаружены магнитофонные записи песенных исполнений Владимира Высоцкого (1938-1980), а Высоцкий в Школе-студии МХАТ слушал лекции Синявского по русской литературе. Высоцкий, принадлежавший к неофициальной бардовской поэзии, признавал в стихотворном тексте свою подспудную, образно выраженную оппозиционность: "Мой крик порой похожим был на вой".

На два года раньше суда над Синявским и Даниэлем (в 1964 году) осудили входившего в известность неофициального поэта Иосифа Бродского (1940-1996) за "тунеядство", что означало нетрудовой образ жизни.

С середины шестидесятых годов сценической трибуной "второй культуры" стал московский Театр на Таганке, связанный не только с именем режиссера Юрия Любимова, но и с именем ведущего актера театра Владимира Высоцкого (актер и поэт-бард, не допускаемый в печать, при жизни превращался в легенду). В Театре на Таганке с огромным успехом проходили спектакли с его участием: "Добрый человек из Сезуана" (по пьесе немецкого драматурга Бертольда Брехта), "Десять дней, которые потрясли мир" (по книге американского писателя Джона Рида), "Пугачев" (по драматической поэме С. Есенина "Пугачев"), "Гамлет" Шекспира, "Антимиры" А. Вознесенского. В книге "Владимир Высоцкий" актриса Алла Демидова сопоставляла шестидесятые годы с семидесятыми: "Если в середине шестидесятых годов зрители острее реагировали на форму, ... то уже к 70-м годам ... особый интерес у публики вызывало "слово"; то, что люди говорили между собой шепотом, на кухне, они слышали со сцены, удивлялись ... и толпами шли на "Таганку" (Демидова 1989: 57).

В 1967 году Александр Солженицын обратился с письмом к ІV-ому съезду советских писателей с возражением против вездесущей идеологической цензуры, мешавшей развитию свободной по духу литературы. Могущественная цензура вмешивалась во все области культуры. В 1974 году Солженицына принудили выехать из Советского Союза, а тем временем в Париже публиковался его трехтомный труд "Архипелаг ГУЛАГ" (1973-1975, изд-во YMCA-PRESS). Публикаторская деятельность тамиздата расширилась в семидесятых годах, вдохновленная американским издателем Карлом Проффером.

Сергей Довлатов (1941-1990) посвятил памяти Карла Проффера свою "Невидимую книгу", написанную в 1976 году в Ленинграде и опубликованную Проффером в издательстве "Ардис" в 1978 году. В предисловии российский автор оповещал: "Тринадцать лет назад я взялся за перо. Написал роман, семь повестей и четыреста коротких вещей. (На ощупь - побольше, чем Гоголь!) Я убежден, что мы с Гоголем обладаем равными авторскими правами. ... Как минимум, одним неотъемлемым правом. Правом обнародовать написанное.

... За что же моя рядовая, честная, единственная склонность подавляется бесчисленными органами, лицами, институтами великого государства?!" (Довлатов 1993: 8).

В 1970 году российским Самиздатом распространялось произведение, воспринятое как значительное литературное событие. Речь идет о повести "Москва-Петушки", а ее создатель, обуреваемый множеством творческих идей, был вынужден в течение двух десятилетий заполнять "Записные книжки" в надежде на то, что хотя бы с запозданием во времени сумеет прорваться к читателям. Венедикт Ерофеев (1938-1990) в рукописных записях изливал свою неприкаянную душу. Приведем некоторые из записей: "О нынешнем режиме. В погребе ихнем темно, в кухне темно, дверь ни одна не скрипит. Итак, глазки скорее сомкни" (реминисценции из "Колыбельной"); "Вот еще разница между ними и мною: они говорят мало, чтобы не молчать, я мало говорю, чтобы не говорить много"; "Идешь направо - дурь находит, / Налево - Брежнев говорит" (подражание пушкинскому "У лукоморья дуб зеленый...") (раздел "Так думаю я, и со мной все прогрессивное человечество". Из записных книжек) (Ерофеев 2007: 337-486).

Для русской литературы Венедикт Ерофеев со своими "Записными книжками" по масштабу одаренности - это Василий Розанов периода тоталитарной власти, и раскрытие мира умершего от рака литератора еще предстоит.

В середине восьмидесятых годов Ерофееву удалось передать в парижский русскоязычный журнал "Континент" (1985, № 45) свою остро критическую пьесу "Вальпургиева ночь, или Шаги командора", где действие развивается в психиатрической больнице.

Не было суждено получить достаточной известности многосторонне одаренному поэту, прозаику, драматургу и режиссеру Евгению Харитонову (1941-1981). После окончания Института кинематографии в Москве (ВГИК) он ставил свои пьесы в провинциальных театрах. В московском театре для глухонемых Харитонов поставил спектакль "Очарованный остров", вызвавший одобрительные отзывы профессионалов. Стихи и прозу ему негде было публиковать (выручал Самиздат). Подозрение властей вызывала не только независимое поведение деятеля искусства, но и его гомосексуальная ориентация. Знали о нем лишь инициативные читатели российского Самиздата. Непосредственно после внезапной смерти Евгения Харитонова его отдельные рассказы вошли в альманах "Каталог" и увидели свет в американском издательстве "Ардис" . Ныне существует двухтомное собрание сочинений писателя.

Средствами Самиздата распространялся роман "шестидесятника"-москвича Юрия Дружникова (1933-2008) "Ангелы на кончике иглы" (создавался в 1969-1976 гг.). Писатель с профессией журналиста после написания произведения десять лет вел "ирреальное существование" в стране. Официальный доступ до российских читателей этот роман получил лишь в 1991 году, а в 1984 году, как рассказывал автор в предисловии к нью-йоркскому изданию 1989 года, одного человека в СССР осудили за то, что нашли у него цитаты из романа "Ангелы на кончике иглы", изобличающего эпоху Брежнева (Дружников 2010: 9-10). Само заглавие "Ангелов" иронически перекликалось с "Бесами" Ф. М. Достоевского. В 1988 году Юрий Дружников эмигрировал в США.

Самиздат получил широкое распространение в 1960-х - 1980-х годах. Тексты перепечатывались анонимными энтузиастами на пишущей машинке в количестве нескольких экземпляров и пускались в неофициальное распространение. Термин "Самиздат", используемый повсеместно, принадлежит поэту Николаю Глазкову (1919-1979): автор, не допускавшийся в официальную печать, в начале 1940-х годов дал собранию своих 187 стихотворений заглавие "Сам-себя-издат" (собрание стихов появилось в трех машинописных экземплярах).

Период 1960-х годов запомнился молодым интеллектуалам волнующей озвученностью песенной лирикой Булата Окуджавы, старшего современника "шестидесятников". Юрий Нагибин вспоминал: "Окуджава разорвал великое безмолвие, в котором маялись наши души при всей щедрой радиоозвученности тусклых дней; нам открылось, что в глухом, дрожащем существовании выжили и нежность, и волнение встреч, что не оставили нас три сестры милосердных - молчаливые Вера, Надежда, Любовь..."².

Предшественником "шестидесятников" в бардовской поэзии признан и Александр Галич. После выступления в Академгородке в Новосибирске (1968), получившего широкий резонанс, поэту-барду запретили публичные выступления, а в 1971 году - после зарубежных изданий его стихотворений - последовало исключение из Союза писателей и из Союза кинематографистов. В открытом письме 1972 года, адресованном московским писателям и кинематографистам, литератор недоумевал по поводу устранения его фамилии из титров уже вышедших в прокат кинофильмов и признавал: "Меня исключили за мои песни. ... Предлогом является и мое номинальное избрание в члены-корреспонденты советского Комитета защиты прав человека. ... Я говорил о том, что болит у всех и у каждого, здесь, в нашей стране, говорил открыто и резко" (Галич1991: 189-190)³.

Обстоятельства вынудили безработного Галича уехать на Запад. Это произошло в 1974 году, но писатель продолжал чувствовать себя причастным к происходящему в советской России и публично комментировал на радиостанции "Свобода" советские несуразности. Он писал в стихотворении "Читая "Литературную газету" (1977): "Ах, до чего ж фантазирует / Эта газета буйно, / Ах, до чего же охотно / На все напускает дым, / И если на клетке слона / Вы увидите надпись "Буйвол", / Не верьте, друзья, пожалуйста,/ .../ Не верьте, очень прошу вас, / Не верьте глазам своим" (раздел "Стихотворения") (Галич1991: 247).

Галич, как артистическая натура, выискивал самые разнообразные средства в своих усилиях пробудить мятежность измученного неисчислимыми (явными и скрытыми) формами гнета населения Советского Союза. Стихотворение "Читая "Литературную газету" было написано в год невыясненной смерти Галича в Париже. Произведения его печатались в тамиздате (во Франкфурте-на-Майне), но жизнь оборвалась...

Пролетел метеором через 1960-е - 1970-е годы гениальный кинорежиссер Андрей Тарковский (1932-1986), поставивший фильмы всемирной известности, такие как "Иваново детство" (1962), "Андрей Рублев" (1966), "Солярис" (1972), "Зеркало" (1974). После высших наград на Международных кинофестивалях в Венеции и в Каннах Тарковский был уволен из киностудии "Мосфильм" (за частную оплошность); пришлось продолжать деятельность за рубежом (1984), а через два года прославленный на Западе режиссер умер от неизлечимой болезни, находясь в парижской клинике.

Голосом своего поколения воспринимался и прозаик Фазиль Искандер (род. в Сухуми в 1929 году). Его творческое формирование приходится на рубеж 1950-х - 1960-х годов. После окончания Института культуры в Москве (1954) он занимался творческой деятельностью, вовлекая в русскую литературу темы, связанные с родной Абхазией. Так же, как и его ровесники, он "протестовал против сложившихся (слежавшихся) идеологических канонов и клише" и одновременно утверждал "систему ценностей, унаследованную им от своего народа и русской культуры" (Иванова 1990: 8).

Философская сказка "Кролики и удавы" была написана Искандером в начале 1970-х годов, сказка связана с этическими проблемами современности. Под кроликазми подразумевалась послушная советская интеллигенция (конформисты), а под удавами - представители руководящих органов. Кролики отличались угодливостью, а удавы - самоуверенностью. В 1982 году сказка была опубликована в США в издательстве "Ардис" и в 1988 году переиздана там же. В 1988 году прозаик пояснил смысл своего аллегорического произведения: "...это попытка рассказать в очень абстрагированной форме о том, на чем держится власть..." . По Искандеру, ужаснее всего тот мало кем осознаваемый факт, что и кролики, и удавы принимают создавшиеся в "королевстве" взаимоотношения как нечто вполне естественное. Наталья Иванова отмечала: "Антиутопия Искандера построена и на исторических, и на злободневных аллюзиях" (Иванова 1990: 287, 19).

В середине 1980-х годов в российской неофициальной культуре считалась художественным эталоном стилистика постмодернизма.

Выделяемый нами рассказ Булата Окуджавы "Девушка моей мечты" (1985) написан в иной манере, и от этого рассказа исходит назревающая потребность погруженности в жизнь (погруженность в обыденную жизнь была противопоказана советской литературе). В заглавии сохранен постмодернистский подход: воспроизводится название популярного трофейного (австрийского) фильма послевоенных лет, но в тексте совершается отталкивание от узнаваемых артефактов. Содержание рассказа в корне противоположно артистическим красотам киноленты.

Прочувствованный автобиографизм выступает как литературный прием. Уточняя жанр, автор подчеркнул, что написал "рассказ", а не мемуарный очерк. В рассказе заложены критерии достоверности и доверительности (читатель не мог и представить себе современного произведения, где бы автор осмелился поведать ему собственную заветную тайну). В восьмидесятых годах Окуджава занимался лирической прозой о современности (рассказы "Уроки музыки", "Искусство кройки и шитья" и др.). Ошеломляют нас теперь абсолютно непривычные для советского читателя качества этой прозы: непритязательность нарратива и задушевный (почти домашний) тон. Подобным произведениям не находилось места в печати.

Воспоминание, ставшее сюжетом рассказа "Девушка моей мечты", воспроизведено с такой живостью восприятий, как будто не существовало 38-летней дистанции, отделявшей автора от пережитого события.

Герой-повествователь автобиографического плана не конструировал для себя постмодернистской маски гения-чудака, а - наоборот - предельно сближался с жизненным опытом читателей, раскрываясь перед ними во всем, что было связано с его личностью, характером и образом жизни. Оружием ему служили откровенность тона и проясненность событийных фактов.

Рассказ делает объектом внимания официально отстраняемую в те годы тему (потому "Девушка моей мечты" и не была опубликована своевременно). Тема встречи сына с вернувшейся из лагеря матерью после десятилетней разлуки кажется исключительной, но пережита сходная история - в различных поворотах - миллионнами, составляющими население страны. В отношении к герою-повествователю у автора утверждается двойной подход: особенное - типологизированное. Студент филологии Тбилисского университета втайне от окружающих несет свой душевный груз: "Лишь тайну черного цвета, горькую тайну моей разлуки хранил в глубине души, вспоминая о маме" (Окуджава 1992: 122).

Главное событие рассказа - встреча героя с матерью - вписано в бытовую среду с узнаваемыми признаками переживаемого времени. Уделено внимание и психологическим моментам привыкания юноши к самому родному человеку. Когда герой повел мать на веселый и роскошный фильм, желая ее развлечь, он понял, насколько ей психологически трудно переступить порог, отделявший изможденную женщину от лагерного мира. Надежду душевного исцеления матери герой возлагал на будущее.

В постмодернистской литературе 1970-х - 1980-х годов самоутвердились - благодаря своим личностным качествам - безусловные таланты. Оригинальную поэзию, не одобряемую властями, создавал Дмитрий Пригов (1940-2007). За активную непредсказуемость художественного поведения его засадили в 1986 году в психиатическую больницу.

Пригов принадлежал к московской культурной среде и был связан с художниками андерграунда. После окончания Художественно-промышленного училища (бывшего Строгановского, в котором в свое время учился и Вл. Маяковский) он сочетал занятия живописью, скульптурой и поэзией. В зарубежном альманахе "Каталог" (1982, изд-во "Ардис", США) Пригов оповещал, что в течение 1970-х годов написал множество стихотворений, двенадцать поэм, четыре пьесы и семь визуальных текстов, названных "Стихограммы". Его усиленно публиковали на Западе. Сборник "Стихограммы" вышел в Париже в 1985 году.

Под маской советского писателя Дмитрия Александровича Пригова он фабриковал стихотворные соцартовские откровения о вечной надежде на скорый приход коммунизма. Замеченный нонсенс основывался на иллюзиях, в которых штампованные фразы властвующих были нацелены на убеждение населения. Советский писатель Д. А. Пригов блестяще справлялся с этими "благородными" задачами.

За границей Пригов участвовал в художественных выставках и в перформансах вместе с исполнителями джазовой и классической музыки..

В 1990 году в Москве наконец был опубликован его поэтический сборник "Слезы геральдической души".

Посмодернистом по своей творческой природе являлся прозаик Саша Соколов. Родился он в 1943 году в Оттаве в семье советского дипломата. Учился известное время на факультете журналистики в Московском университете. Ранняя повесть "Школа для дураков" открыла ему путь в большую литературу и была опубликована в издательстве "Ардис" в 1976 году. Известен одобрительный отклик Владимира Набокова об этом повести.

Исследователь Марк Липовецкий, определивший "Школу для дураков" как типично постмодернистское произведение, усматривает в ней демонтаж категории "реальности" и симулятивность "всех составляющих современности" вместе с культурным прошлым. Вместо образов у Соколова появляются симулякры, соответствующие "фигурам пустоты". В повести "тема оформляется в мифологии метаморфоз, преодолевающей границы между свободой и насилием, бытием и смертью" (Липовецкий 1997: 199).

Альтернативная культура в советской России к 1970-м годам приобрела большую действенность, чем культура дряхлеющей эмиграции, поглощенной вездесущей ретроспекцией.

Умерший в конце семидесятых поэт Николай Глазков, отдававший силы изустному творчеству, абстрагировал свое пожелание в послании другу: "Авторство одолевает варварство, / Радостно, коль побеждает авторство. /... / Очень часто истина освистана - / Все равно восторжествует истина, / Утвердится, чтобы сохраниться" (Воспоминания 1989: 480).

Вернемся к повести Василия Аксенова "В поисках грустного бэби" - к этому соединительному звену двух культур, альтернативных проекту тоталитарной культуры. Аксенов заставил нас задуматься о том, что культурный процесс в метрополии не был равнозначен культурному процессу в эмиграции. Одна из подглав повести озаглавлена "На высоте "Ардиса" (с. 201-211) и посвящена Карлу Профферу. Благодаря его издательской деятельности "в русскую культуру вошел ... Анн-Арбор", городок Мичиганского университета. Карл и его жена Элендея, университетские профессора-слависты, предложили "альтернативный путь ... всей волне вольной современной русской литературы". С 1970-х годов основанное супругами издательство "Ардис", вмешивалось "в русский литературный процесс без санкций ЦК КПСС". Супруги издавали все ценные по своим художественным качествам произведения писателей метрополии. Кроме самостоятельных авторских изданий выходил и задуманный Проффером русскоязычный альманах "ГЛАГОЛ". Аксенов подводил итог: "Ардис" - это особое издательство, не просто американское, частично как бы свое, но свободное".

Когда рухнул план издания московского альманаха "МетрОполь" в Советском Союзе (1979), Проффер незамедлительно издал книгу на русском языке в "Ардисе". Затем последовали издания на английском, французском, немецком языках. Как вспоминал один из создателей альманаха Виктор Ерофеев, составители стремились реализовать "идею эстетического плюрализма" (Ерофеев 1991: 6). В сборнике участвовали своими произведениями "шестидесятники" А. Битов, Б. Ахмадулина, А. Вознесенский, Вл. Высоцкий, Евг. Рейн и др. Московское издание альманаха появилось десятилетие спустя, в 1991 году.

Вглядываясь в российско-советское прошлое второй половины ХХ века из 2011 года, мы констатируем условность таких хронологических этапов, как хрущевская "оттепель", брежневский "застой" и горбачевская "перестройка". Вторая культура метрополии сопротивлялась всем без исключения идеологическим зажимам, ратуя за духовную свободу, и вышла с достоинством из этой борьбы к концу минувшего столетия.

БЕЛЕЖКИ

1. Далее цитаты из повести даются по указанному изданию с обозначением страницы в тексте. [обратно]

2. См. в мемуарном очерке Юрия Нагибина (1991: 538). [обратно]

3. Перепечатка из газеты "Московская правда" от 17.ІХ.1988. [обратно]

ЛИТЕРАТУРА

Аксенов 2010: Аксенов, Василий. В поисках грустного бэби. Москва: Эксмо, 2010.

Воспоминания 1989: Воспоминания о Николае Гумилева. Москва: Советский писатель, 1989.

Галич 1991: Галич, Александр. Глагол. // Литературно-художественный журнал, 1991, №3.

Гордин 2000: Гордин, Яков. Перекличка во мраке. Иосиф Бродский и его собеседники. Санкт-Петербург: Пушкинского фонда, 2000.

Демидова 1989: Демидова, Алла. Владимир Высоцкий. Москва: Союз театральных деятелей РСФСР, 1989.

Довлатов 1993: Довлатов, Сергей. Собрание прозы в трех томах. Том 2. Санкт-Петербург: Лимбус-пресс, 1993.

Дружников 2010: Дружников, Юрий. Ангелы на кончике иглы. Роман. Москва: Русский путь, 2010.

Ерофеев 2007: Ерофеев, Венедикт. Мой очень жизненный путь. Москва: Вагриус, 2007.

Ерофеев 1991: Ерофеев, Виктор. Десять лет спустя. // Литературный альманах "МетрОполь". Москва: Текст, 1991.

Иванова 1990: Иванова, Наталья. Смех против страха, или Фазиль Искандер. Москва: Советский писатель, 1990.

Каверин 1989: Вениамин Каверин. Цена метафоры, или Преступление и наказание Синявского и Даниэля. Москва: Книга, 1989.

Липовецкий 1997: Липовецкий, М. Н. Русский постмодернизм. Очерки исторической поэтики. Екатеринбург, 1997.

Нагибин 1991: Нагибин, Юрий. О Галиче - что помнится. // Галич, Александр. Генеральная репетиция. Москва: Советский писатель, 1991.

Окуджава 1992: Окуджава, Булат. Повести и рассказы. Москва: Фирма Арт, 1992.

© Ирина Захариева
=============================
© Електронно списание LiterNet, 07.09.2011, № 9 (142)