ИСПЫТАНИЕ ФИЛОСОФА ЭМИГРАЦИЕЙ
(Н. Бердяев, "Самопознание")

Ирина Захариева

web

В культуре Серебряного века русские философы видели свое место в одном ряду с литераторами. Домашняя библиотека Николая Бердяева (1874-1948) в Москве насчитывала около десяти тысяч томов и состояла - приблизительно в равных пропорциях - из книг философского, культурного-исторического, богословского и беллетристического содержания (Самые 2000: 188). Имя Бердяева вписывалось в интеллектуальную элиту России уже фактом своего происхождения. Личность философа строилась на перманентном скрещении внутренних противоречий, и потому - вопреки утверждению о своей "нелюбви ко всему родовому" - он явно испытывал удовлетворение в размышлениях о двух ветвях своего старинного дворянского рода по линии отца и матери. Его дед по отцу М. Н. Бердяев - "атаман войска Донского", а прадед Н. М. Бердяев - генерал-губернатор Новороссийска, состоявший в переписке с императором Павлом Первым (Бердяев 1990: 11)¹. Мать его, полуфранцуженка, принадлежала к роду князей Кудашевых, а бабушка и прабабушка по линии матери приняли монашеский постриг.

Семья Бердяевых обосновалась в Киеве. Родители возили мальчика за границу с ранних лет, а его аристократическое происхождение давало себя знать и в юности, и в зрелые годы. Но, как случалось во множестве старинных дворянских семей в эпоху распыления целого сословия, неблагополучие в семье Бердяевых было связано с общей психологической неприспособленностью к изменяющимся условиям жизни. Николай не чувствовал себя комфортно ни в кадетском корпусе, ни в Киевском университете (на естественном отделении физмата, а затем на юридическом факультете). Нервный тик, искажавший его лицо, вызывал насмешки приятелей и способствовал тому, что любым дружеским компаниям юноша предпочитал одиночество.

В главе второй книги “Самопознание" (1940) автор говорит о формировании "ядра" своего Я за пределами объективного мира: "Мне более свойственно орфическое понимание происхождения души, чувство ниспадания ее из высшего мира в низший" (с. 11). Проводилась и связь с М. Ю. Лермонтовым с метафизической коннотацией.

Потребностью формирующейся души Николай Бердяев объяснял свой "разрыв с окружающей средой" и "выход из мира аристократического в мир революционный": "Я защищался от мира, охраняя свою свободу. Я выразитель восстания личности против рода" (с. 37, 39). Он прошел через увлечение марксистской философией и провел три года в политической ссылке в Вологде; своевременное осознание того, что его призвание - философия, приводит Бердяева в Санкт-Петербург.

Происходит сближение с супругами Дмитрием Мережковским и Зинаидой Гиппиус, занимавшимися популяризацией идей религиозной общественности. Приезжий интеллектуал принимает участие в создании философского журнала "Вопросы Жизни" (1905, вышло 12 номеров), а также участвует в "Религиозно-философских собраниях" (1901-1903). В книге "Самопознание" отмечено, что начало ХХ века связано с "пробуждением в России самостоятельной философской мысли, ... религиозного беспокойства и искания, интереса к мистике и оккультизму" (с. 129). Сближение русской философии с религией побуждало Бердяева к более объективированному самоанализу собственного восприятия мира.

Один из участников собраний Василий Розанов писал: “Религиозно-философские собрания в Петербурге я считаю одним из лучших явлений петербургской умственной жизни и даже вообще нашей русской умственной жизни за все начало этого века" (Розанов 1995: 268)². Впервые в российских условиях велись профессиональные разговоры между богословами и деятелями культуры по вопросам современной духовности, но вмешательство полицейских властей вскоре прекратило эти свободные дискуссии.

В 1908 году Бердяев с женой Лидией Трушевой (1874-1945), принявшей его фамилию, переехал из Петербурга в Москву, и в северную столицу они больше не возвращались. В Москве ученый вошел в круг философов - членов Религиозно-философского общества памяти Владимира Соловьева. Художественный критик С. К. Маковский вспоминал об этом времени: "...из сочинений Соловьева стала вырастать целая философская школа, отмеченная очень русским тяготением к богословию" (Маковский 1991: 238). Наряду с именем Н. Бердяева упоминались имена П. Флоренского, С. Трубецкого, С. Булгакова. В лице Бердяева заявлял о себе мыслитель,тяготеющий к богословию, будущий выдающийся представитель русской религиозно-нравственной философии.

До революции Николай Бердяев стал автором фундаментальных трудов: "Философия свободы" (Москва, 1911) и "Смысл творчества. Опыт оправдания человека" (Москва, 1916). В отдельных статьях у него замечался интерес к общественной и религиозной психологии. Он принял участие в сборниках "Проблемы идеализма" (1902) и "Вехи" (1909), которые определяли направленность развития русской социально-философской мысли ХХ века. Его книга "Философия свободы" была воспринята как открытие нового имени в философской литературе. Современный исследователь А. Л. Доброхотов констатировал, что именно в этом в труде "дан первый опыт построения оригинальной бердяевской философии" (Доброхотов 1993: 49).

В 1922 году в числе других ученых с утвердившимися именами Николай Бердяев был выслан из России. Первым приютившим его зарубежным городом оказался Берлин. В годы эмиграции он включил в состав собственной семьи и мать жены, и сестру Лидии (Евгению Рапп). Вокруг него образовался заботливый семейный круг. В Германии он чувствовал себя на границе между "русским Востоком" и "европейским Западом" (с. 234).

События переживаемой "катастрофической эпохи" эмигрант - мыслитель воспринимал философски преломленными, считая их частицей своего "микрокосма". По его выражению - "На мистической глубине все происшедшее с миром произошло и со мной" (с. 7). Бердяева, как книжника, отличало острое чувство сопричастности с происходящим в окружающей действительности, в которой он черпал материал для философских умозаключений. Повышенная степень диалогичности с более широким образованным читателем - отличительная черта бердяевских текстов.

В связи с собственной реакцией на внешние события философ раскрыл и "основное противоречие" своей "противоречивой натуры": с одной стороны - сопричастность происходящему, а с другой - "неслиянность" с миром. Из внутреннего противоречия следовал вывод: "Все мое существование стояло под знаком тоски по трансцендентному" (с. 7-8).Ведущим импульсом при формировании ученого-экзистенциалиста служило собственное глубинное мироощущение. Написанное Бердяевым носит отпечаток индивидуальных качеств его личности и темперамента.

На первых порах за границей он столкнулся с воинствующими защитниками белой идеи. Белоэмигранты с подозрением отнеслись к прибытию в Берлин из послереволюционной России 25-ти ученых с семьями. Распространялись злостные слухи: приехавшие из совдеповской Москвы - это люди, "подосланные для разложения эмиграции" (с. 130). Бердяев с присущей ему категоричностью отмежевался от белоэмигрантов, разорвал отношения с их идеологическим лидером Петром Струве. Относительно общего самочувствия после расставания с родной землей философ признавался: "Я не испытывал неудовлетворенности от изгнания, но у меня все время была тоска по России" (с. 229) (при выражении диссонансных эмоций он не раз использует слово "тоска").

Начало европейской известности русского ученого связано с опубликованием этюда "Новое средневековье" (Берлин, 1924). Брошюра тогда же была переведена на четырнадцать иностранных языков.

Какая же авторская мысль, поразившая читателей, заложена в этой работе? Исходя из факта ритмической смены эпох и типов культуры, Бердяев определяет переживаемый им период как переходный: "Старый мир новой истории ... кончается и разлагается ...". И нарождается новый мир, который "одним представляется "революцией", другим же представляется "реакцией" (Бердяев 1991: 5).

Так же как немецкий культуролог Освальд Шпенглер в своем знаковом труде "Закат Европы" (1918), Бердяев отметил наступление "ночной" эпохи. "Революция, - с его точки зрения, - не восход, ... не начало нового дня, а закат, сумерки...". Автор провозглашал: "Мы вступаем в период исторического странствования". В наступающей новой эпохе он усматривал признаки "варваризации". Новое средневековье, по Бердяеву, может предпринять попытку преодолеть застигнутую им мировую раздробленность одним из двух средств: ложным путем - коммунизмом, "или же истинно - Церковью, соборностью" (Бердяев 1991: 7, 27).

В Берлине чуждавшийся публичности философ проявил качества организатора и руководителя. Ему принадлежит главная роль в деле создания Религиозно-философской академии. Наладилось сотрудничество с особо уважаемым им философом Семеном Франком, таким же изгнанником, как он сам. Бердяев гордился созданием Академии, и при его переезде из Берлина в Париж в 1924 году был осуществлен так же и перевод туда же Религиозно-философской академии, как зарубежного русскоязычного ВУЗ-а. В его деятельности по развитию Академии выразилось стремление сохранить преемственность с идеями Религиозно-философских объединений, возникших в свое время при его участии в Петербурге и Москве. Академия в эмиграции получала финансовую поддержку от Союза христианских молодых людей (YMCA). В Париже функционировало издательство YMCA-Press, выпускавшее книги эмигрантов, а Николай Бердяев вошел в историю русской культуры как первый главный редактор этого долгосрочного издательства. Кроме того, в течении четырнадцати лет (1926-1940) он редактировал в Париже журнал "Путь" - главный печатный орган философов русского Зарубежья.

Сложность руководящего положения Бердяева в Религиозно-философской академии была связана с независимостью его идейной позиции: "Я более всего дорожил независимостью и свободой мыслителя и не для какого лагеря не подходил..." (с. 233). Независимость в начале двадцатых годов в эмигрантских кругах воспринималась как подыгрывание стану врагов. Возрастала нетерпимость философа к белоэмигрантам с их "психопатологическим комплексом" во всем и везде подозревать тайные происки большевизма. Особенно угнетало его отсутствие свободы мысли в "религиозной сфере" (с. 232).

С переездом в Париж Николай Бердяев наладил связи с русскими эмигрантами - скорее левыми, чем правыми - и вошел в контакт с западными интеллектуалами. О нем писали на всех основных европейских языках, называли его "вполне европейским" русским мыслителем. Но Бердяев указывал на характерное отличие русского философа от западноевропейского. На Западе "рассматривают каждую проблему прежде всего в ее отражениях в культуре и истории, то есть уже во вторичном" (с. 235). Он же, как русский философ, всегда говорил о первичном - "говорил экзистенциально, как субъект существования" (с. 235), т.е. любую философскую проблему он вынашивал и переживал изнутри; любая поставленная извне проблема была для него источником не только рационалистических умозаключений, но и эмоциональных реакций (он говорил о своей импульсивности, проявлявшейся и в жизни, и в текстах).

В философских работах Бердяев двигался "от социально-психологической и моральной проблематики к христианской историософии, а затем к эсхатологическому персонализму" (Русские 1993: 51). Ему важно было подчеркнуть: "Я приехал на Запад со своими русскими идеями. Но эти русские идеи были вместе с тем идеями универсальными" (с. 234).

Не раз упоминал мыслитель об испытанном им воздействии со стороны русских писателей и философов Вл. Соловьева, Л. Н. Толстого, Ф. М. Достоевского, Н. Федорова. "Под их влиянием Бердяев обращается к богоискательству" (Андреев 1990: 169). Богоискательские тенденции в системе его взглядов разрастаются и получают мотивировку во время пребывания на Западе.

В главе седьмой книги "Самопознание" Николай Бердяев размышляет о неизбежности "поворота к христианству" в создавшихся исторических условиях: "Бог есть правда, мир же есть неправда" (с. 160); "Наш мир мне представляется производным. ... Жизнь делается плоской, маленькой, если нет Бога и высшего мира" (с. 156). При этом он всегда выступал против "официального православия" и "исторических форм церковности" (с. 189). Философ приходил к пониманию христианства "как религии Богочеловечества" (с. 165). В его толковании "основной миф христианской богочеловечности" - это "тайна двойного рождения, рождения Бога в человеке и рождения человека в Боге" (с. 166). Идею богочеловечности мыслитель связывал с насущной необходимостью "гуманизации человеческой среды", отличавшейся агрессивностью. Но фанатиком христианской веры он никогда не был - называл себя "верующим вольнодумцем" (с. 172).

В главе восьмой "Самопознания" автор раскрывает свое понимание творческого процесса. Припомним, что еще в 1916 году он выпустил книгу "Смысл творчества", а на несколько лет раньше, в 1911 году, - книгу "Философия свободы" (московские издания). В дальнейшем взаимосвязанные религиозно-нравственные категории творчества и свободы развивались и обосновывались им на основе приобретаемого за границей жизненного опыта. "Элемент свободы", в понимании философа, привносится "во всякий подлинный творческий акт". В элементе свободы заключена "тайна творчества" (с. 199).

Склонный к афористике в способе выражения Николай Бердяев формулировал свои лапидарные тезисы, возникавшие, по его словам, на базе развитой интуиции: "Творчество есть ответ человека на призыв Бога", а "творческий акт" направлен на "преображение мира"; "результаты творчества носят ... символический характер" (с. 200). В стилевой афористике он сближался с такими авторами, как Ф. Ницше и В. Розанов.

Защита творческой деятельности человека выражала протест русского философа против дегуманизации жизни в "сумеречный" период "между двумя войнами" - перед близящейся угрозой "нового мирового рабства" (с. 203).

Только в особом состоянии абсолютной свободы, "не выводимой из бытия", художник имеет возможность пережить "полет в бесконечность" и добиться в своем творчестве "эманации свободы" (с. 199), т.е. утвердить победу духа над обстоятельствами жизни. Для Бердяева во все периоды пребывания в эмиграции главным из внутренних жестов было утверждение победы собственного духа над обстоятельствами каждодневного бытия.

Во взглядах русского философа на отвоеванное свободное творчество на чужбине заметны точки пересечения с позицией Владимира Набокова, как создателя русских эмигрантских романов, и с пониманием Марины Цветаевой эмигрантского периода с ее творческим правилом "Я во всем".

Так же, как писатели - создатели художественных миров, - Бердяев отдавался процессу духовного созидания, испытывая блаженство погруженности "в особый, иной мир, мир свободный от тяжести, от власти ненавистной обыденности" (с. 208). Философ признавался, что для него "подлинная жизнь есть творчество" (с. 276).

Размышления Бердяева об умонастроених, распространившихся в интеллектуальных кругах Европы второй половины двадцатых - тридцатых годов, носили, как нам представляется, паралитературоведческий характер.

Он замечал "реакцию против романтизма и против ХІХ века вообще" (с. 270). Романтизм признавался его противниками "источником революции", а русский мыслитель придерживался иного мнения - воспринимал нападки на романтизм как отказ от человечности, от развития "эмоциональной природы" человека (с. 271).

Ученый сознавал, что романтизм "в судьбах европейского человека означает разрыв между объективным и субъективным". Он соглашался с постановкой, что само историческое время требовало отречения от субъективного. Но его не покидала уверенность: будущее может быть создано "лишь из глубины субъективного" (с. 271). С отстранением от романтизма, от субъективного, от завоеваний ХІХ века в сфере человечности, по его убеждению, совершается добровольный отказ от личностной свободы.

"Моя окончательная философия" - одна из трех составных частей заглавия одиннадцатой (предпоследней) главы книги "Самопознание". Автор подводит итог собственной профессиональной деятельности в эмиграции. Он удостоверяет, что годы жизни в Париже и в Кламаре (пригороде Парижа) были для него годами "усиленного философского творчества". В это время создавались выделяемые им по значимости работы: "Философия свободного духа", "Источники и смысл русского коммунизма", "Русская идея", "Опыт эсхатологической метафизики" и др. В труде "Русская идея" (оп. в Париже в изд-ве ИMKA-Press в 1946 году) философ обратился к литературному выражению "русской идеи" в творчестве классиков ХІХ - начала ХХ веков. Обобщая мотивы художественного творчества писателей, он говорил о вечной занятости русской мысли "преображением действительности" (Русская 1990: 98).

Бердяев пояснял взаимосвязанность собственных идей. В своем "централизованном" философском мировоззрении он выдвигал на первый план идею превосходства субъекта над объектом: "Лишь субъект экзистенциален, лишь в субъекте познается реальность"; "...носительницей перво-жизни является личность, субъект, дух, а не "природа", объект" (с. 277). Это означает признание им превосходства личностной духовной свободы над бытием. Исходные постулаты дают ему основание обозначить свою систему идей как "философию персонализма" (с. 279).

Обращаясь к вопросам религии, автор "Самопознания" утверждал: "Христианство есть персонализм". С этим утверждением он связывал "духовную борьбу" всей своей жизни. Мысленно обращаясь к будущему, он настаивал на том, что нужна "персоналистическая революция", "освобождение субъектов-личностей, прорыв к иному миру, к духовному миру" (с. 280).

Русский философ носил в душе своей тоску Достоевского по "эпохе эсхатологической" и видел цель отдельной и общей жизни в "возврате к Мистерии Духа, в которой Бог рождается в человеке и человек рождается в Боге". А возврат к "Мистерии Духа" он связывал с "творческим обогащением", с непрерывностью процесса индивидуального творчества (с. 296).

К концу жизни мыслитель в полной мере испытал скорбные чувства, пережив смерть самого близкого человека - жены и духовного друга Лидии, умершей от рака в 1945 году. Эта женщина писала прекрасные стихи и годы подряд являлась главным участников диалогов с Бердяевым. Всемирно известный философ был признан одним из зачинателей европейской философии экзистенциализма. Три года спустя после смерти жены он скончался, сидя за письменным столом³.

В конце духовной биографии "Самопознание" философ признавался: "Я уже стар и утомлен жизнью, хотя очень молод душой и полон творческой энергии". А относительно своего наследия замечал: "Я обращен к векам грядущим, когда элементарные социальные процессы закончатся...".

Из русских философов самые знаменитые имена в мире - Владимир Соловьев и Николай Бердяев. Постоянной душевной болью ученого в годы эмиграции оставалось осознание того, что его знают и читают во всех странах мира, кроме России. Но и эта несправедливость наконец устранена...

БЕЛЕЖКИ

1. В дальнейшем цитируется по данному изданию с указанием страницы в тексте. [обратно]

2. Автор "Балаганчика" о петербургских Религиозно-философских собраниях, 1908. [обратно]

3. "Самопознание" - духовная автобиография, вынашиваемая субъектом-автором в течение многих лет. Произведение, составленное из двенадцати глав, было окончено в 1940 году в Кламаре, а опубликовано в 1949 году в Париже (изд-во ИМКА-Press) вскоре после смерти философа. Московское издание 1990 года было осуществлено по рукописи автора, хранящейся в Москве в Центральном государственном архиве литературы и искусства (ЦГАЛИ, ф. 1496, оп. 1, д. 36).

Н. Бердяев написал два дополнения к готовой рукописи: "Тяжелые годы (Добавление 1940-1946 годов)", а затем "Добавление 47 года". В последнем "Добавлении" он успел отреагировать на "историю с Ахматовой и Зощенко" (имелась в виду разгромная партийная критика в их адрес). Философ замечал по поводу вмешательства компартии в дела литературные: "Я продолжаю думать, что изменения и улучшения в России могут произойти лишь от внутренних процессов в русском народе" (Бердяев 1990: 329). [обратно]

ЛИТЕРАТУРА

Андреев 1990: Андреев, А. Л. Николай Александрович Бердяев - философия истории и политика. // Истоки и смысл русского коммунизма. Репринтное издание. Москва, 1990.

Бердяев 1990: Бердяев, Николай. Самопознание. Москва, 1990.

Бердяев 1991: Бердяев, Николай. Новое средневековье. Размышление о судьбе России и Европы. Москва, 1991.

Доброхотов 1993: Доброхотов, А. Л. Николай Александрович Бердяев. // Русские философы. Антология. Москва, 1993.

Маковский 1991: Маковский С. К. Последние годы Владимира Соловьева. // Книга о Владимире Соловьеве. Москва, 1991.

Розанов 1995: Розанов, В. В. О писательстве и писателях. Москва, 1995.

Русская 1990: Русская литература, 1990, кн. 2.

Русские 1993: Русские философы. Антология. Москва, 1993.

Самые 2000: Самые знаменитые эмигранты России. Москва, 2000.

Центральном государственном архиве литературы и искусства - Москва

ЦГАЛИ, ф. 1496, оп. 1, д. 36.

© Ирина Захариева
=============================
© Електронно списание LiterNet, 04.02.2012, № 2 (147)